Империи в мировой истории. Власть и политика различий - Джейн Бербанк

прогрессу, он выступал за более сочувственное и смиренное отношение к неевропейским обществам и менее воинственное - к другим европейским государствам. Движение против рабства и работорговли развилось в последние два десятилетия XVIII века, начавшись с петиций в парламент с требованием отменить участие Великобритании в этой торговле. Подобные вызовы ясно давали понять, что все, что происходит в империи, вызывает беспокойство дома, даже если это затрагивает людей, живущих в отдаленных местах и с которыми английские или шотландские подданные короля не имеют особой культурной близости.

Между тем, были и другие императоры и империи, с которыми нужно было бороться. Французская революция, развитие радикальных моделей суверенитета, потенциально привлекательных для противников аристократии и монархии в Великобритании, и последующее возвращение Франции к созданию империи с 1799 по 1815 год бросили вызов имперским достижениям Британии. Ресурсы, поступавшие из-за пределов Британских островов, и ранее созданный Британией военно-морской флот для защиты торговли через огромные океанские пространства сыграли решающую роль в сдерживании и, в конечном счете, в победе над имперскими замыслами Наполеона.

Победа над Наполеоном принесла Британии новые активы в Средиземноморье (Мальта, большее влияние в Египте) и - за счет подчиненного Наполеону партнера, Нидерландов - новые территории в Южной Африке, на Цейлоне и в некоторых районах Индии, на Яве и в Карибском бассейне. Не смягчившись перед примерами республиканизма и гражданственности в Северной Америке и Франции, Британия стремилась укрепить свою власть над большой империей, которую ей удалось сохранить и расширить.

После восстания в Ирландии в 1798 году остров был полностью включен в состав Великобритании Актом о союзе 1801 года. Этот акт упразднил парламент Ирландии, в котором доминировали протестанты, и привел ирландских депутатов в Лондон, где они составляли меньшинство. Католикам не разрешалось баллотироваться в парламент до "католической эмансипации" 1828 года, и даже тогда имущественные требования для участия в выборах не позволяли большинству католиков посещать избирательные участки. В Англии существовала помощь бедным, которая была весьма скудной, но не в Ирландии, а ирландцы, которые обращались за помощью в Англии, могли быть депортированы на родину. Ирландия не была колонией, не была графством и не была объединенным королевством; она не была похожа на Канаду или Ямайку. Ирландия была частью империи, которая управляла разными людьми по-разному.

В конце XVIII века корона начала осуществлять более прямой контроль над расширяющейся территорией, приобретенной Ост-Индской компанией. После поражения Наполеона она получила неоспоримое господство на морях. В первые десятилетия XIX века Великобритания могла позволить себе балансировать между более тесным управлением некоторыми контролируемыми ею территориями и осуществлением экономической власти по отношению к формально независимым государствам (глава 10). Британские лидеры поняли, особенно в Северной Америке, что прямой имперский контроль имеет свои опасности. В Карибском бассейне и Индии стали заметны противоречия между подчинением и инкорпорацией в государство-империю. В то время как брак империи и капитализма порождал экономику беспрецедентного динамизма, возникали вопросы о разрушительных практиках, имевших место под властью Британии.

Империя, нация и политическое воображение в Испанской Америке

Империя - и по названию, и по сути - не исчезла из Европы с Французской или Североамериканской революцией, и она стала амбициозной в новых независимых Соединенных Штатах. Но появилось ли "национальное государство" в качестве альтернативы? В интерпретации Бенедикта Андерсона, "креольские революции" в Северной и Южной Америке явились центрами национализма, отражая меняющиеся "трассы", по которым креолы - европейцы, поселившиеся и размножавшиеся в колониях, - перемещались, минуя имперские центры Лондона или Мадрида. Национальное воображение усилилось благодаря развитию газет в соответствующих колониях. Империя больше не определяла политический дискурс креолов, и воображаемое сообщество - знаменитая фраза Андерсона - стало их колониальной территорией в Америке.

Но национальные сообщества были лишь одним из элементов политического воображения в это время. Как мы видели на примере революций в Сен-Доминго и Тринадцати колониях, политические мобилизаторы использовали имперские идиомы и обращались к имперским институтам; отделение возникало как цель только тогда, когда имперские конфликты оказывались неразрешимыми. В Южной Америке "горизонтальное" родство, которое, по мнению Андерсона, составляет нацию равноправных граждан, было менее значимым, чем дифференцированное общество, порожденное колонизацией. Отношения между свободными и рабами, между космополитической элитой и приходскими крестьянами были неотъемлемой частью вертикального социального порядка. Национализм возник как идеология для защиты неравных социальных порядков, но только после того, как имперские структуры не справились с конфликтами внутри имперской формы государства.

Хотя креольские революции в Испанской Америке (1809-25), как и революции в британской Северной Америке, начались как борьба в рамках империи, эти рамки были монархическими, а не парламентскими. Испанская монархия (см. главу 5) была центром трансатлантической лояльности. Как и в Северной Америке, попытки "реформировать" и укрепить имперскую власть в Европе привели к конфликту за границей. Династия Бурбонов, находившаяся у власти с 1700 года, уже не вписывалась в модель составной монархии. Столкнувшись, как Британия и Франция, с большими долгами после Семилетней войны, Бурбоны подчинили Арагон, Каталонию и другие провинции более прямому управлению и ужесточили финансовый контроль. В Испанской Америке они более активно вмешивались в дела районов, населенных в основном индейцами, в ущерб негласным договоренностям между государственными чиновниками и коренной элитой. Поселенцы европейского и метисного происхождения переселялись на ранее индейские земли, что привело к напряженности, а в 1780-х годах - к масштабным восстаниям, подавленным с большими человеческими жертвами.

В 1790-х годах хронические войны в Европе усугубляли расходы на сдерживание напряженности в Америке. Испанскому государству приходилось выжимать все больше и больше из империи, которая больше не могла расширяться. Дальновидная элита Испанской Америки начала XIX века сначала попыталась ослабить ограничения меркантилистской системы, регулируя круг лиц, которые могут заниматься торговлей, через гильдии в крупных портовых городах, а не через единый механизм контроля, в котором доминировали купцы из испанского порта Кадис. Реформаторы стремились оживить экономические связи через пересекающие океан сети личных отношений, родственных связей и кредитов.

Наполеон дал непосредственный толчок к разрушению и без того потрепанной имперской структуры. Он завоевал Испанию в 1808 году и поставил королем своего брата. Укрывшись от наполеоновской власти в Кадисе, испанские лидеры создали парламент, Кортесы, который пытался сохранить видимость испанского государства. Испанские подданные, находившиеся за границей, имели все основания опасаться, что их покровительственные связи и меркантилистские торговые системы окажутся под угрозой. Прецеденты революции во Франции и парламентского правления в Великобритании предлагали альтернативу испанской монархии и наполеоновской империи, но элиты Испанской Америки также опасались опасности революции по типу гаитянской. На большей части Испанской Америки рабов было не так много, как в Карибском бассейне, и рабство